При словах «блокадный Ленинград» в памяти Валентины Евдокимовны Гилёвой из Пичаевского района до сих пор всплывают воспоминания, которые хочется забыть навсегда, но это невозможно. Коренная ленинградка появилась на свет в семье кадрового военного и работницы общепита. Супруги воспитывали двух дочерей, младшая из них – Валя. Ей было всего три года, когда началась война. Отец с первых дней ушёл на фронт; позже узнали, что у него появилась другая семья. Девочки с матерью остались в блокадном городе.
- До сих пор помню нашу трёхкомнатную коммунальную квартиру в доме 1/6 по улице Волковская, - вспоминает Валентина Евдокимовна. - Рядом жили тётя Женя, которая ушла добровольно на фронт, и тётя Дуся, работавшая в ремесленном училище. Во многом благодаря её человечности мы не умерли в блокадном городе. Она приносила нам с сестрой из училища каждый день немного еды, которая тогда была дороже всего на свете.
Первая блокадная зима выдалась особенно лютой. Центральное отопление, водопровод, канализация не работали. Мать принесла печку-буржуйку, в которой постепенно исчезла вся хранившаяся в доме многотомная библиотека, большая часть мебели, обои – всё, что могло гореть и хотя бы ненадолго давать необходимое тепло.
- Когда дома жечь уже было нечего, мы с сестрой стали ходить в расположенную неподалёку мастерскую, здесь нам разрешали брать опилки и стружки. Носить помногу сил, конечно, не было, поэтому мы ежедневно приходили сюда по несколько раз. Ещё одним заданием для нас, детей, была необходимость приносить домой воду. Вместо вёдер, которых не было, брали кастрюли или чайник и шли за водой к речке, мы называли её вонючкой, – вспоминает Валентина Евдокимовна.
Звуки сирены, призывающие живых прятаться от налётов вражеских самолётов в бомбоубежище, постепенно стали частью страшной действительности.
- Мама большую часть суток работала на заводе, делала снаряды, а мы с сестрой, которая на 6 лет старше, оставались дома одни. Первое время мы вместе со всеми тоже бегали в бомбоубежище, а потом стали прятаться под кроватью: нам казалось, что там тоже безопасно.
После одного из авианалётов в доме снесло стену, и в одной из комнат квартиры, где проживала маленькая Валя, можно было видеть улицу. В 1943 году, когда через Ладожское озеро проложили «дорогу жизни», появилась возможность выбраться из блокадного города. Но мать не отпустила детей от себя, сказав, что, если уж умирать, так всем вместе.
- Постоянно хотелось есть. Небольшой паёк хлеба, который выдавали по карточкам, и сейчас у меня перед глазами. А ещё к нему обязательно давали маленький довесок, который доставался мне, как самой маленькой, что естественно обижало старшую сестру.
После снятия блокады Валентину забрала к себе тётя, которая жила в деревне и была председателем колхоза.
- Только здесь я впервые узнала, что такое яичница, зелёный лук. Какие они вкусные! Долго не могла наесться, сметала всё, что дают.
Хорошо помнит Валентина Евдокимовна и день, когда пришла весть о победе в войне.
- Непонятно откуда в городе появились цветы: сирень, незабудки… целое море цветов. По улицам шли фронтовики, будто прямо с передовой, в потёртых гимнастёрках, а простые жители подбегали и дарили им букеты, бросали под ноги. В голодном городе мы мечтали найти хоть одну травинку, а тут такое количество зелени. До сих пор удивляюсь, откуда её столько взялось.
До полного освобождения северной столицы от фашистов там погибли, по разным данным, от 600 тысяч до 1,5 миллиона её жителей. И для Валентины Гилёвой эти цифры не пустой звук.
Блокадное время тяжело сказалось на здоровье матери девочек. После войны она попала в психиатрическую лечебницу и вскоре умерла. Старшая сестра к тому времени уже работала, а Валя до 14 лет провела в детском доме. После него, получив образование педагога, уехала в Таджикистан. По специальности работала недолго, ей предложили должность заместителя главного врача по хозяйственной части в одном из санаториев республики, где она проработала свыше 30 лет. В 2002-м году переехала в Россию и волей судьбы попала на пичаевскую землю, о чём сейчас не жалеет. Вспоминая прошлое, она не любит говорить о своём блокадном детстве.
- Слишком много боли и переживаний связано с этим периодом. И даже спустя семьдесят с лишним лет при одной мысли о детских годах начинает щемить сердце. Блокада мне больше не снится, ведь я всегда хотела забыть это страшное время.